МОЯ РОССИЯ

Эпиграф: песней лилось пышное застолье, по ромашковым полям, да по васильковым лугам, и раскинулось души благодатное раздолье, по дон-ским берегам, да по колхозным стогам. (Из отрывка письма монаха Инно-кентия)

Луна сверкает в туманном похмелье,
и глядит с восторгом в зеркало реки.
Монах не дремлет в задумчивой келье,
он струит печаль на кружево строки:




АВГУСТ. КУБАНЬ. ВЕЧЕР. СССР. 1927 ГОД.

За великой, столетней дубравой, за речной, сельской переправой, на окраине родных сёл и деревень, догорал августа знойный день, и вечер, в распахнутые окна станиц, доносил аромат золотых медуниц. Луна, словно босоногая смуглянка, сладко тонула в мареве закатном, и играла на славу русская тальянка, песней разливаясь над Кубанью знатной. Дома спрятались в молочные туманы, и в долине глухой не видно не зги, и звезда струилась светом на поляны, рисуя на воде тонкие круги. За косогором, месяц в золо-той оправе, читал наизусть псалтырь, и монах прислонился к могучей дубра-ве, взглядом окинув древний монастырь. Он стоял в тёмном кафтане, затянув туго мрачный пояс, и молился за Русь в духовном сане, и в келье издавал пе-чальный голос:

Туман ласкает июльский зверобой,
и шёлком гладит прохладные стога.
Дорогой длинной, волнуя мой покой,
бегут, на тройке, прошедшие года.

Сполна напился я грусти на воле?!
и старость спешит извилистой тропой.
Вернусь ли в тихое, русское поле?!
где ночь воркует с туманной синевой.

Звучала соловья любовная серенада, словно, данная Богом во спа-сение, и в его сердце была одна отрада: любить Россию до самозабвения. Август струился спелым колосом, с головой окунаясь в студёное похме-лье. Монах молился печальным голосом, и писал письмо в старинной ке-лье:

- Не шумите дубравушка листвой ночной, не волнуйте болью сердце мне, ведь, я с Россией матушкой родной, обязан проститься, завтра, на за-ре?! Не шелестите листвой столетняя дубравушка, не трезвоньте соловей свои серенады, пусть, я побуду с Россией матушкой, ведь, для счастья боль-шего не надо!

Монах опрокинул в чернила перо, и, вздрогнув едва от стука веток, взглянул в потемневшее окно, и стал любоваться Русью напоследок. Он ви-дел, как: песней лилось пышное застолье, по ромашковым полям, да по ва-сильковым лугам, и раскинулось души благодатное раздолье, по донским бе-регам, да по колхозным стогам. Иннокентий, известный, русский монах, взяв в руки гусиное перо, и превозмогая в груди ледяной страх, стал писать горь-кое письмо:

- Славная Россия, от заката, до рассвета, в поэзии русской, была вос-пета! В глубинке тихой, под небом синим, Вы обрели здесь приют, я люблю Вас, моя Россия, Вы души моей уют! Воздух летний Русью одухотворён, я Отчизной, любимой на века пленён. Я люблю Вас, моя Россия, Вы души моей ностальгия! Позвольте мне, глоток испить, лугов зелёных хмельное молча-ние, и в кубке страсти губами утолить, цветов бархатистых шальное ко-лыхание!

- Я Вас люблю святой любовью, как любит только русский человек, но смерть забрала, Вас, с великой болью, и не вернут мне, теперь, во век!

Серебрился над речкой густой туман, и в постели дремало родное село. По облаку бродил месяц атаман и светил за избами в тёмное окно. Ветер шальной, будто недотрога, с ностальгией дарил ему грусть, и в глубине серд-ца вековая тревога, шептала, больше сюда не вернусь, до свидания моя святая Русь.

Кучер запряг скрипучую кибитку, и кнутом ударил босоногих коней. Монах отворил в саду калитку и спрятался за горизонтом прошедших дней.




За окнами мелькали, и речки, и хаты, и солнце, мелькало яркой птицей. В последний раз он увидит закаты, и простится, навсегда, с родной станицей.

За поляной свистел дивный соловушка, песню проливая на кубанские косогоры. Монах склонил бедную головушку, взглядом окинул притихшие просторы. За окном виднелся древний храм, где он читал молитвы наизусть. Я Вас, любимая, никому не отдам - сказал монах, и покинул драгоценную Русь.

ПРОЛОГ

Из отрывка романса французской певицы, мадам Ирен.

2 марта 1813 года. Польша. Город Варшава. Начало XIX века.

«Дремали ели в морозном дыму,

нависая кистью над зимней рекой:

«Любовь сгорела в похмельном бреду,-

волнуя внутри мой душевный покой



Метель звенела в родной стороне,

напевая песни в лесной дубраве:

«Любовь осталась в далёкой стране,-

я простился с Вами в ночной Варшаве»

Франция. Город Париж. 28 января 1830 год.

Приезд мадам Ирен в свой родной дом.

Вдали посветлело звёздное небо, и рассвет опустился на продрогшие сады, где луна светила в бездонной неге, лаская бриз голубой воды. Утро струилось песней зари, и мадам Iren, минуя сон, спустилась на озимь морозной земли, и с радостью вошла в родной дом. В усадьбе появился светлый огонь, и камин загорелся в тот же час. Она, положив письмо на ладонь, шёпотом говорила с гувернанткой о Вас:[1]

— «Bonsoir, (здравствуйте) дорогая, моя Жозефина! Вчера в литературно — музыкальном салоне, я читала письмо до глубокой ночи, о той первой и дивной встрече, которая изменила меня навсегда. Тогда в январе в сладкой истоме, огнём горели жгучие очи, и из уст лились жаркие речи, осушая кубок любви до дна! В моей душе играла скрипка, и сердце билось от любви прекрасной. Я, словно нектар греховного напитка, пила его из чарки страстной».

— «Bonsoir, (здравствуйте) дорогая, моя Iren! Вы не знали, что любовь принесёт страдания. Целуя Вас вновь и вновь, он приглашал Вас на свидания. Снег падал в мерцании голубом, рисуя портрет в блике очертаний. Вечерами поздними, приходя в дом, Вы долго думали о расставании». (сочувствует ей)

— «О, моя Жозефина! Вы поймите, я не хочу согрешить снова, но грудь горит пламенем огня, пожалуйста, не говорите Andre ни слова, что я отправила письмо в конце января. Потому что он волнует в памяти страсть, и пусть в ней не осталось радости, я хочу напиться любовью всласть, и вдохнуть запах горькой сладости. Хоть сердце и плачет беззаветно, но я не забуду его руки, и отправила письмо, ему ответно, прервав след вечной разлуки».

— «(в мыслях, возле окна): в саду звенели январские трели, и туман спустился на дремучую даль, откуда виднелись макушки берёз. Я взглянула в запорошенные снегом аллеи, и погрузилась в бездну зимних грёз, прогнав из сердца грусть и печаль. В небе светило яркое солнце, лучом обогревая снежный фасад. Любовь оставалась лишь на донце, и было невозможно вернуть назад?!».

Санкт — Петербург. Российская империя.

28 января. 1830 год. Первая половине XIX века.

Лазурь струилась ярко в поднебесье, вуаль, набросив на звёздное колдовство. В салоне отзвучали сладко песни, и гости покинули пышное торжество.

Вдохнув грудью воздух нежный, он проводил гостью по тропинке длинной, и отправил домой через лес. Ночью морозной по степи снежной, ехала тройка из Франции любимой, едва покачивая скрипучий Дормез.[2] В сумраке виднелись крыши особняка, и свет падал сквозь очертания. Кучер Алексей слез с облучка, и отдал в руки ответное послание. Он, ударив коней кнутом, отправился в путь по белым следам, а Александр вернулся в родной дом, и развернул конверт милой madame:

ГЛАВА ВТОРАЯ

Ответное письмо мадам Ирен

Поместье Франсуа Паскаля. Франция. Город Париж.

27 января 1830 год. Первая половине XIX века.

— «Bonsoir, мой любимый Аleksandr!

— Я в сердце помню, наш день расставания, когда медленно загорался рассвет?! Знаете, прошло 17 лет, но я не перестала любить на расстоянии?!

Вы помните, наш знаменитый Петербург, где мы встречались под пение вьюг?! Помните, как я была прекрасна и невинна, словно роза, распустившиеся утром?! А теперь я одна, слышите, одна, стою в свете ночного перламутра, и плачу возле зимнего окна, и приветливая в небе бледная луна, смотрит в мои грустные глаза. Давно отшумел наш клён, отзвенели наши метели в январе, в меня теперь безответно влюблён — знаменитый художник, месье Аndre.

Рost — Scriptum P. S. Я стою в полумраке бессонных ночей и смотрю, как падает снег на окно, и пью любви хмельное вино, и молюсь, чтоб закончился мой век, и погас рассвет моих дней! В груди томится неведомая грусть, проникая болью в одинокое сердце. Ему под вой метели не согреться, но оттаяв в тёплый час весны, я к Вам обязательно, любимый вернусь!?:[3]

Романс известной польской певицы, мадам Ирен.

2 марта 1813 года. Польша. Город Варшава. Начало XIX века.

(Читает романс, (вложенный в письмо)

«Дремали ели в морозном дыму,

нависая кистью над зимней рекой:

«Любовь сгорела в похмельном бреду,-

волнуя внутри мой душевный покой



Метель звенела в родной стороне,

напевая песни в лесной дубраве:

«Любовь осталась в далёкой стране,-

я простился с Вами в ночной Варшаве»



Вилась дорожка ласковой лентой,

и туман струился молочной песней:

«Любовь осталась в Польше легендой,-

я простился с Вами в ночном поместье



Рассвет виднелся за макушкой крыш,

пронзая лучом жемчужные сады:

«Любовь отправилась в родной Париж,-

оставив на память горькие плоды».

Au revoir, с почтение Ваша Iren.

Франция. Париж. 27 января 1830 год.

ЭПИЛОГ

Санкт — Петербург. Российская империя.

27 января. 1830 год. Первая половина XIX века.

— (в мыслях, молча на улице): на том краю неведомой земли, я не сплю в январском зимнем городе, и мечтаю встретить восход зари, тоскуя в студёном морозном холоде. Я стою в зимнем парке городском, как и тогда на берегу реки, и метель в небосклоне ласково — голубом, стелет постель, на сад любви. Я бреду по пустынным и снежным бульварам, и до боли знакомая метель, неслышно, струится песней на продрогшие тротуары, осыпаясь прямо на городские крыши. Видимо, не суждено быть вместе, нас разлучила напрасная гордость! Мы простимся под зов январской песни, и обречём свою судьбу на вечную безысходность.

[1]Гувернёр или гувернантка (в зависимости от пола), также бонна или (прислуга)


[2] Дормез (в переводе с французского языка означает спальня) — большая карета.

[3] Романс, исполненный французской певицей, мадам Ирен, в день их расставания.

ПРОЛОГ.

Из отрывка стихотворения поэта Александра.

27 января 1813 года. Польша. Город Варшава. Начало XIX века.

Закат печально за Вислой погас,

украсив сугробы в цветной багрянец:

«В салон, приехав, я встретила Вас,-

и в зал пригласила, исполнить танец».

Месяц нахмурил застенчиво бровь,

лазурь, расстилая в степной дубраве:

«В Польше возникла шальная любовь,-

и сердце влюбилось в родной Варшаве»

Поместье Франсуа Паскаля.

Франция. Город Париж. 27 января 1830 год. 17 лет спустя.

Ночью звёздной в свете бежевом, сквозь сумрак небесной материи, кучер мчался по тропке заснеженной, везя письмо из Российской империи. За елисейскими полями потухла зорька, и над Сеной стало заметно темней. Из Петербурга в Париж приехала тройка, пригнав поздно босоногих коней. Туман спустился в безмолвие сада, и одел деревья в белоснежную накидку. Алексей остановился возле фасада, и отворил рукой продрогшую кибитку. Он, пройдя через берёзовое полесье, поступью вступил на замёрзшее крыльцо, и не спеша вошёл в старинное поместье, обдав теплом морозное лицо.

В доме Франсуа[1] сидели гости: они пили с чашек горячий кофей и вели в гостиной светскую беседу. Между столиками с тонкой тростью, — в ливрее с подносом, — лакей Прокофий, мимо ходил по дорогому паркету: (со словами)

Публика в зале была многолюдной:

и мадам, блистая в шёлковом платье.

Вальс танцевала в усадьбе уютной,

и мечтала только, явно, о счастье.

Картины, статуи из мрамора и вазы, своим видом манили в салон[2]. Не видя такой роскоши ни разу, кучер окунулся в царский сон: (в мыслях)

— «Я опишу господину дворянский бал: столовую зелёно горчичного цвета — с акварельными пейзажами и мягким диваном, как художник с madam Iren танцевал, и тонул в лучах ночного света, наклоняясь к ней своим станом. Дорогой Александр, с трепетом и теплом, я Вам подробно при встрече опишу: и мебель, и убранство, и драгоценный бисер, но, покинув столь богатый дом, я к Вам обратно в Россию спешу» — (подумал про себя извозчик писем).

За окном мерцала яркая луна, озарив небо, до восхода зари, и в гостиной светлой, совсем одна, сидела мадам, думая о любви. Она, взглянув на поздний час, включила в прихожей яркий свет, и сказав кучеру: — «Благодарю Вас», взяла в руки заветный конверт. Помахав ему печально в след, она вернулась в дом ночной, и спустя ровно семнадцать лет, прочла строчки о любви былой: (первая часть письма)

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

«Ночное письмо Александра».

Санкт — Петербург. Российская империя.

27 января. 1830 год. Первая половине XIX века.

— «Bonsoir, моя любимая Iren«

— «По горьким нотам моего письма, чернилами проливается неведомая грусть. Не поверите, но я встревожен весьма, той печалью, что давит на грудь. Оно, словно чёрное горе, память волнует чередой невзгод, потому что я один в рабской неволе, не видел Вас, который год! В поместье моём, как и прежде, мерцает, вставленная в светец, лучина, и в саду не смолкает песня вьюги. Любить Вас, не имея надежды — вот она веская причина — моего неизлечимого в сердце недуга.

Поймите, я долгие дни и ночи, тоскую, словно птица в клетке, и мечтаю взглянуть в Ваши очи, и обнять Вас в лунной беседке. Осталась только одна отрада: сочинение по вечерам сонетов и стихов, и исполнение в салонах известных песен. Любить Вас — великая награда, но, знаете, мне не хватит слов, описать, почему мы не вместе. Вас пленил знаменитый француз, что встретил Вас в ночном дворе. Вы вступили в брачный союз: с нелюбимым художником, месье Andre.

Рost — Scriptum P. S. Я не могу любить Вас больше, зная, что Вы замужем за Аndre. Почему мы расстались в Польше, в том далёком, студёном январе? Мы целовались нежно и страстно, в тени нашей снежной дубравушки, но, тогда, я не понравился Вашей матушке — жаль, но мы влюбились напрасно. В те времена было престижно и модно появляться с видными деятелями искусств, и Ваша матушка поступила подло: настояла, венчается без любви и чувств. Знаете, я не виню Вас в безрассудстве, тогда я был не великий поэт, просто в тайне я хочу вернуться, и перечеркнуть те долгие семнадцать лет».

— (в мыслях): «Bonsoir, мой любимый Александр! Не поверите, но какая великая честь, читать в письме любовные строки. Отрадно получить от Вас весть и вспомнить свои давние пороки. Ради счастья (и своего спасения), я готова вернуться в сад запорошенный, но, если я достойна Вашего презрения, я стану для Вас тенью из прошлого, но, чувства, что оставили глубокие впечатления, — им была не свойственна ложь, и пусть я не достойна Вашего прикосновения, в сердце всё равно кровоточит нож. Я отпустила Вас в холод января, предав забвению наш роман, если cможете, простите меня» — (подумала про себя влюблённая мадам).

Звезда на одно короткое мгновение, осветила окна, замёрзшие инеем. Она на одно непонятное сомнение, спряталась в городском пейзаже зимнем. В комнате сверкали белые свечи, и огонь камина давно погас. Я читала Ваши пламенные речи, в том письме, что пришло от Вас: (вторая часть письма)

— «Bonsoir, моя любимая Iren! Я Вам пишу, не сомкнув очей, и снег, словно небес пророчество, падает в мой сад из поднебесья. Любовь, как горный ручей, обогревая меня теплом в одиночестве, льётся в окно звонкой песней. Сердце волнуется в зимнем холоде, предрекая, заведомо боль и страдания, потому что ночью в морозном городе, я пишу Вам свои воспоминания[3]:

Из цикла стихотворений поэта Александра, о встрече с мадам Ирен.

27 января 1813 года. Польша. Город Варшава. Начало XIX века.

(Читает стихотворение, (вложенное в письмо)

Закат печально за Вислой погас,

украсив сугробы в цветной багрянец:

«В салон, приехав, я встретила Вас,-

и в зал пригласила, исполнить танец».

Месяц нахмурил застенчиво бровь,

лазурь, расстилая в степной дубраве:

«В Польше возникла шальная любовь,-

и сердце влюбилось в родной Варшаве»



Александр не сводил влюблённых глаз,

привлекая взглядом милую мадам:

«В январе закружился польский вальс,-

подарив на вечер недолгий роман»

Струились песни в светском салоне,

и стихи звучали всю ночь напролёт:

«Любовь тонула в страстной истоме,-

из уст проливая, свой приторный мёд.

Я помню день нашего свидания, когда Вы в лунном свете, рукой ласкали милые очертания, и сладко дремали в тёплой карете. Тогда семнадцать лет назад, в Польше звенела лютая метель, и я, отворив в кибитке заветную дверь, впустил Вас в роскошный сад. Вы стояли в красном пальто и с радостью смотрели на дорогу счастья. Я спросил сердце: «Любило ли оно»? В час, когда мело ненастье? В небе звезда горела мутно, и луна была подобно хрусталю. Я буду Вас любить сиюминутно, и шептать слова: «Люблю, люблю»!

Я помню день нашего расставания, когда затаил дыхание рассвет. Я не перестал Вас любить на расстоянии, хоть и пролетело столько лет. Я помню нежность тонких рук, и нектар из чаши медовых губ. Я не забуду наш знаменитый Петербург, где я был наивен и глуп. Я не забыл, как плескался закат, и наши ночи до рассвета лунные. Не вернуть теперь их назад, канули наши годы юные. Давно отшумел наш клён, отзвенели метели в далёком январе, в Вас теперь безответно влюблён — знаменитый художник, месье Andre.

Рost — Scriptum P. S. Мечтаю встретить Вас на мостовой, где знакомая метель, незаметно и неслышно, шёлком струится по аллее городской, и снег метёт на городские крыши. Я хочу окунуться в наш сад, и вдохнуть запах морозной ивы. Нам бы вернуть те годы назад, где мы были молоды и красивы. Видимо, нам судьбой не дано, провести свою старость вместе. Наверно, Богом нам предрешено, проститься под напев январской песни».

Au revoir, с почтением Ваш Аleksandr!

Санкт — Петербург. Российская империя.

27 января. 1830 год.

ЭПИЛОГ

Поместье Франсуа Паскаля. Франция. Город Париж.

27 января 1830 год. Первая половина XIX века.

Мадам, дописав пламенные речи, отдала ответное письмо лакею, и обратно поспешила к мужу на встречу, пройдя через замёрзшую аллею. Кучер Алексей, покинув салон, запряг тройку босоногих коней, и, преодолевая в дороге сладкий сон, отправился через даль полей. Луна светила в озябшее окно, лимонный свет, бросая на каскад. Алексей, взяв любовное письмо, поспешил обратно в Россию назад.

Ирен, возротясь из ночного сада, из двери впустила морозную стужу, и, превозмогая в сердце горькую досаду, поднялась по лестнице к нелюбимому мужу. В салоне играл великий Бах, и гости танцевали венский вальс, она, преодолевая в груди страх, покинула торжество в поздний час. Из окон, звуки печальной скрипки, доносились из дома Франсуа Паскаля. Мадам Iren сев в кибитку, пригласила художника, взглядом, лаская. Тронулись кони в беспросветную даль, оставляя на пути глубокий след. Она, скинув на лицо вуаль, встречала в небе зимний рассвет


[1] Салон барона Франсуа Паскаля — известного французского художника эпохи ампира. В этот салон были приглашены гости: художник Andre и певица мадам Iren.

[2] Прообраз дворянского бала XVIII — XIX веков: литературный, художественный или политический кружок избранных лиц, который собирался в частных домах.


[3] Произведение повествует о первой встречи русского поэта Александра и французской певицы Ирен. Встреча произошла в Польше, в Варшаве, в начале XIX века.

Глава первая

Вечер. Российская империя. Начало XIX века.

Метель сверкает тучей небесной,
и тройка скачет по дороге длинной.
Не спит Татьяна ночью воскресной,
и горько плачет о любви старинной.

Не спит Татьяна в светлой лачуге,
и смотрит в небо на туман морозный.
Андрей несётся к верной супруге,
и тройка мчится по дороге звёздной.

Глава вторая

Рассвет. Российская империя. Начало XIX века.

Алмаз румянит северный Иртыш;
лазурью светится дальний Восток.
Рассвет волнует ласково камыш,
и снегом пахнем родной хуторок.

Лучи струят хрусталь по поляне;
туман клубится над полем русским.
Андрей приехал к милой Татьяне,
и душа мается в сердце грустном.

ПРОЛОГ. ГОРОД САНКТ - ПЕТЕР-БУРГ. НАЧАЛО XIX ВЕКА.

Давно над далью облака темнели,
грачи летели в дымке колдовской
и небо, словно в северной метели,
легло на плечи шалью городской

Луна светила в скверности осенней,
пронзая светом, город центральный.
И в час ночной на улице "Весенней",
романс играл артист гениальный.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Она бродила в тёмном переулке,
смахнув с очей прозрачную вуаль.
И он: играл в осеннем Петербурге,
пролив по нотам светлую печаль.

Струилась в парке лунная соната,
и лился по округе польский вальс.
Играл он, после позднего заката,
и в саду напевал ночной романс:

РОМАНС ПИАНИСТА


Пусть в городе печалится Россия,
и ветер клонит в полюшке полынь.
Но в памяти светло с Анастасией,
что в душе греет сладкую теплынь.

Мерцает месяц в драгоценной меди,
и дремлют листья на сырой земле.
Вернись ко мне, о, городская леди?!
и в пёстром платье, о, явись ко мне.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Едва, вдохнув запах северной Невы,
печаль бродила вьюгой листопадной.
Она, блеснув, в дымке тайной синевы,
простилась с ним на улице "Парадной".

Листали клавиши конверт печальный,
лаская в сердце, снова, ночную страсть.
Летели письма на портрет случайный,
они смогли любовь, навсегда, украсть?!

РОМАНС ПИАНИСТА

Пусть в городе печалится Россия,
и ветер клонит в полюшке полынь.
Но в памяти светло с Анастасией,
что в душе греет сладкую теплынь.
Мерцает месяц в драгоценной меди,
и дремлют листья на сырой земле.
Вернись ко мне, о, городская леди?!
и в пёстром платье, о, явись ко мне.

ЭПИЛОГ. ГОРОД ВАРШАВА, ПОЛЬША. НАЧАЛО XIX ВЕКА.

Он, покинув, давно, свои гастроли;
афиш не видел на бульваре больше.
Он, уехав, один в сердечной боли,
опять горюет на проспекте в Польше

В вечерней серенаде вьюг осенних,
где плачет гроздью красная калина.
Он верил, Петербург его весенний,
услышит снова звуки пианино?!